(4 марта - 10 апреля)

Оцепенение души.

Я превращаюсь в автомат.

Хожу, работаю, смотрю видюшник.

Только его. Десятки фильмов, которые никогда не удостаивал вниманием. Которые внимания не стоят.

Это единственный выход.

Потому что надо забить голову жвачкой для мозгов.

Иначе наползает черное одиночество.

Потому что лучшая жвачка под запретом.

Компьютер не включался целый месяц.

Потому что другой дурман не поможет.

Водка только обостряет тоску. Я это усвоил четыре года назад.

Я опускаюсь по спирали вниз.

И хоть прекрасно это вижу, не в силах удержать паденья. А может, просто не хочу.

Так удобней.

Падать, наплевав на все.

С горькой гордостью самоубийцы.

До дна.

Когда-то в армии мне попались несколько номеров "Комсомольца". В них описывался интересный психологический тренинг. Одно из упражнений заключалось в том, чтобы опуститься по тонусу как можно ниже, а затем, резко вынырнуть в реальность. Нечто подобное происходит сейчас со мной. Я опускаюсь на дно. Только смогу ли я вынырнуть к свету?

И гибель Андрейки лишь половина причины.

Я пережил гибель родителей. Пережил бы и потерю друга. Просто отсек бы часть души, как запирает затопленный отсек подбитая подводная лодка.

Если бы не ты.

Потому что ты - главное что есть у меня. Без тебя меня нет.

Я не видел тебя две недели.

В твоей палатке сидит толстая суетливая тетка.

Она торгует всякой косметикой, а заодно и моими побрякушками.

Тогда, месяц назад, ты объяснила мне спокойным ровным голосом:

- Я не могу работать с людьми. Сидеть перед ними, отвечать на вопросы. Пойду опять бухгалтером в СМУ. Перебьюсь как-нибудь.

Ты потеряла почти все.

И почти всех.

А те, кто остался, лишь напоминают о потере. Поэтому я отошел в сторону.

Нет, я, конечно же, пытался быть с тобою рядом, взять на себя, как делал раньше, груз твоей беды. Но теперь это тебя только расстраивало. Слишком тяжелая ноша.

А когда я предложил тебе перебраться из общаги ко мне...

Ты не осадила меня, не показала на дверь, просто сказала "нет".

- Я пуста внутри. Не хочу ничего и никого. Если ты хочешь оставаться моим другом - оставайся. Только - другом. И никем другим.

Я пытаюсь им оставаться, милая. Но как же это трудно! Как трудно знать, что я могу помочь, и не иметь такой возможности. Я ведь могу согреть, могу растопить лед в твоей душе, но ты не допустишь этого, не дашь мне приблизиться.

И остается только ждать.

Когда зарубцуются раны.

Когда ты снова сможешь жить.

Когда у меня появится шанс.

Подарить тебе себя. Без остатка и даром.

 

Вчера мне показалось, что это возможно.

И наступило сегодня.

 

День. Странный день.

Он начался вчера вечером.

Пришел в гости Володя. Совсем неожиданно. Его не было видно два месяца, а тут - два визита подряд - три дня назад и вчера. Мы засели на кухне. Перемыли кости старым знакомым, рассказали последние новости, повздыхали над Антоном. Потом Володя достал из пакетика "Диагностику кармы" Лазарева. И стал читать ее своим низковатым голосом.

Есть привычка у моих друзей - читать вслух духовную литературу. Антон травит меня Бренчаниновым и псевдоправославными черносотенными опусами. Это навевает тоску и все укрепляет во мне неприязнь к Антону и зомбировавшей его структуре. С Володькой лучше. Он охотно прерывается на споры, обмен мнениями. И получается как будто мы беседуем втроем, вместе с автором. А спор всегда несет одну полезную нагрузку - он укрепляет собственную позицию, заставляет находить четкие и веские аргументы. Переспорить другого очень трудно. Но зато можно лучше разобраться в себе и мире.

Ушел Володька в час ночи. Мне совершенно не хотелось спать. Энергия кипела, переливаясь через край. Сдвигала образы последних событий, поворачивала их под новыми углами, складывала из разрозненных осколков мозаику.

И пришло ко мне осознание, что все происходившее с тобой - лишь школа.

Школа твоей жизни.

Каждое событие - не случайно.

Все мы здесь - ученики.

Нас учат на примере других и дают домашние задания. А потом устраивают экзамены.

В моем сознании сложились воедино, слились мысли Баха, Кастанеды, Лазарева, Лабержа...

Да, мы рождаемся не однажды.

Мы появляемся там и тогда, где можем отточить свою душу. И от того, как нам это удастся, зависит следующая жизнь.

Нет ада и рая.

Есть цепочка миров.

От инферно до парадиза.

Каждый чуть лучше, или хуже соседнего.

Если мы заваливаем экзамен жизни - нас убирают. Пуля киллера, спид, сверхдоза героина, болезнь, "несчастный случай". И отправляется душа в ад - на ступеньку ниже.

Если экзамен сдан. Если ты достиг своих пределов - тебя убирают тоже. Вверх. В лучший мир, в следующий класс. Там другие предметы и другие экзамены - посложнее наших.

А еще есть люди, сдающие экзамены экстерном. Те, кто скачет через ступеньки. Их называют святыми или гениями. Не хотел бы я такой судьбы.

Это все общие мысли. А что до нас...

Все, что происходило - не случайно.

Знать бы только - для чего.

С этим я уснул. Надеясь вновь увидеть Сарагон.

Но сказочный мир моего двойника опять не приснился. Наверное развязка наших судеб отрезала меня от мира грез.

 

Утром было Солнце. И Южный ветер.

Мысли, пришедшие вчера, требовали выхода на волю.

Они сами собою слагались в стихи.

Давно я не писал, а вот сейчас нахлынуло.

Я кинул в сумку тетрадь, взял подаренную тобой ручку и пошел на море.

 

Добравшись, я окунул руки в набежавшую волну. Вода холодная, зимняя. Сел на бревнышко. Стекла на очках густо потемнели и море казалось серо-коричневатым, а по темно-синему небу неслись к берегу четкие кремовые облака.

Я написал одну строфу. И ручка кончилась.

Я раскрутил ее - пастик пустой.

"Ну, что ж, может это и к лучшему", - подумалось мне.

Я встал, подошел к кромке прибоя. Упругий ветер срывал с гребней волн клочья пены, превращал их в мелкую морось. Соленые брызги заляпали стекла, и я снял очки, чтобы их протереть.

Мир взорвался бело-голубым.

Потерял четкость, но обрел сияние.

Сверкающая и гремящая громада поглотила меня.

Ушло все. Ушло время. Ушла стеснительность и ложный стыд.

Ушло все.

Остался я и море.

Я шел по кромке прибоя, и пенные языки волн лизали мне сапоги.

Я становился лицом к морю и говорил набегающим волнам только что рожденные стихи. Я открыл сердце миру, и мир принял меня. Волны шипели, хватали за сапоги, утаскивали из-под каблуков гальку, тянули за собой. Кружилась голова, и все плыло перед глазами.

А волны шли на берег, неспешно надвигались на меня, вырастая пенными гребнями, горбатя спины и с грохотом рушась вниз.

Я говорил и говорил. И сразу забывал все сказанное, не пытался сохранить об этом память. Но одна мысль повторялась. Рефреном отдавалась во мне и мироздании: "Мы одной крови. В моих жилах - твоя вода".

И пришла большая волна. Я не отступил, я принял ее. И пена покрыла мне колени. Пусть.

Холодная вода быстро согрелась моим телом и превратилась в живую кровь.

Мы одной крови, и в моих жилах течет твоя вода.

Я впитал в себя Море.

И понял, что пришло время уйти.

И ушел.

Неторопливо.

Оставив в душе отрешенную эйфорию единения с Миром.

Это чувство не угасало, а напротив - разгоралось.

Я не надел очков и шел плавно и медленно, продолжая говорить в окружающий мир, входя в него все глубже и глубже.

Мне стало все равно, кого я встречу и что подумают о мокром парне, бормочущем что-то под нос. Я понял, что могу вот так, без всяких масок, выйти к людям, пройти по центру города. Где угодно. Что мне без разницы, как это будет выглядеть со стороны.

Вернее, нет. Я просто доверял им. И любил их всех. Весь мир, всех людей, всех существ, все сущее. Любил и просил у них прощение за всю прошлую ненависть и непонимание. Я стал частью мира и сроднился с ним.

Стал самим собой.

Экзамен этого дня, как думалось мне, я уже сдал.

Но это только думалось.

"В этом мире случайностей нет.

Каждый шаг оставляет след..."

Все, что со мной произошло, было только подготовкой к разговору. И если бы не это, не знаю, как бы я его пережил, какие оплеухи черноты раздал бы окружающим людям и что бы натянул на свою карму.

Но Вселенная и Бог подготовили меня.

- Олег, а ты сильный человек?

В этом вопросе какой-то подвох. Я несколько секунд ищу верный ответ.

- Не знаю... Я, наверное, могу преодолеть любой страх, но не испытывать его не в состоянии...

- Но преодолеть можешь?

- Да.

- Тогда прикажи себе разлюбить меня.

Вот так. Мир потускнел, но чернота его не поглотила. Нет, не даром я ходил к морю.

- Я не могу, Ната. Это сильнее меня... Любовь не подвластна приказам.

- Подвластна, Олег. Подвластна.

- Нет, Ната. Это единственное, чего я не могу для тебя совершить.

- Все равно, сделай это. Я не могу больше так. Я скоро начну тебя избегать. Или устрою что-нибудь, чтобы тебя отшить. Мне даже думать об этом противно, и я всю жизнь буду себя ненавидеть, но сделаю. Ты уж поверь, сделаю!

- У тебя ничего не получится.

- Получится.

- Нет, Натанька, нет, - улыбнулся я.

- Получилось бы. Но ты для меня слишком много значишь. И мне было бы гораздо легче, останься мы только друзьями. Но я не могу относиться к тебе по-дружески. Я чувствую фальшь. Не могу быть с тобой такой же свободной, как с другими. Не могу просто чмокнуть тебя в щеку, дружески приобнять. И еще я чувствую, как между нами растет стена. Я не хочу этого. Ну, пожалуйста, постарайся себя сдерживать.

- Я стараюсь. Я не могу тебя разлюбить, но стараюсь не выказывать чувств.

- Нет, Олег. Ничего У тебя не получается. Ты не умеешь скрывать эмоции. А я не могу смотреть тебе в глаза и видеть там боль. Этим ты только делаешь больнее себе, мне, еще одному человеку. Я ведь потому и нашла другую работу. Чтобы не быть с тобой рядом. Ты хочешь, чтобы я вообще оборвала отношения?

- Не надо, Ната. Я попытаюсь сдерживать себя, но разлюбить тебя - нет.

- Олежка, ну как ты можешь говорить, что любишь меня? Мы даже не целовались ни разу. Откуда ты знаешь, что я представляю собой как женщина?

- Ты говоришь ерунду, Натанька. Мне достаточно того, что я тебя вижу. Чтобы полюбить, этого достаточно.

Я улыбнулся ей. Я вообще все это время держал полуулыбку. Спасибо тебе Мир, спасибо за то, что подготовил меня к разговору.

- Олег, ну чего ты улыбаешься. Я же понимаю, что тебе тяжело вести эту беседу. Не надо меня успокаивать. Мне самой не легче. Но надо же, наконец, поговорить. Я не могу так жить. Не могу видеть, как ты мучаешься. Не хочу, чтобы между нами росла стена. Ты был таким хорошим другом, а сейчас...

- Хорошо, Натанька, я попытаюсь погасить свои чувства, только...

- Без "только". Иначе это не имеет смысла.

Я закрыл глаза. Я принял решение. Не знаю. Смогу ли я его выполнить, но...

- Хорошо. Я постараюсь. Изо всех сил. Только в глубине все останется по-прежнему.

- Мне не надо это говорить. Я не хочу этого знать.

- Хорошо, Наталка.

Я посмотрел тебе в глаза. Долго-долго. И в конце улыбнулся.

Ты чуть покачала головой, с сомнением. Отвела глаза.

- Я постараюсь, - твердо сказал я. - Не могу тебе обещать, не хочу нарушать слово. Но постараюсь.

Знаешь, а ведь я, действительно, попытаюсь. Но поверишь ли ты этому? Или все мои труды окажутся напрасными? Не знаю. Мне понятно лишь одно - я хочу остаться собой и хочу остаться с тобой. Как трудно соединить эти два желания.

До свиданья, милая. Я не буду больше так тебя звать. Светик мой ясный. Милая моя. Я затаюсь, спрячусь. И буду ждать. Может, когда-нибудь придет время, и мы станем друг для друга теми, кем можем стать. А пока мы будем ходить в школу.

И учить друг друга.

Спасибо тебе за все.

Если я стану и останусь собой - в этом твоя заслуга.

До Свидания.

Я на тебя обижаюсь?

 

Все-таки да.

Хотя понимаю, что этого делать нельзя.

Хотя понимаю, что этим я выстрою стену.

Но в глубине души остается осадок. Привкус горечи. След обиды.

И стереть его может одно только средство.

Твоя улыбка. Твой ласковый голос.

Один взгляд, одно слово - и я забываю обо всем.

Но как быть, если этого нет?

 

Ждать.

Я не хочу быть твоим учителем. Не хочу, чтобы ты постигла через меня закон возвращения зла. Я приложу все силы, чтобы не возвратить тебе обиду. Тем более, что я сам в ней повинен.

Может быть, в этом суть наших уроков? Может быть, это уроки любви и прощения?

Не знаю. Но буду исходить из этого.

Я люблю тебя. Прости мне, если можешь, мои обиды на тебя.