Сарагон. Дозор.

Визг.

Он рубанул по ушам. Сжал сердце ледяной ладонью.

Кони прянули назад. Заблестели под Солнцем мечи.

А из сумрака ближнего леса с клекотом и улюлюканьем вылетели косматые комки нежити.

Клыкастые звериные морды, когтистые лапы, сжимающие широкие кривые тесаки, хлопанье коротких кожистых крыльев.

Волна ужаса и мерзостного отвращения.

Но сэр Горнер, не медля ни мгновения, пришпорил своего рослого вороного скакуна и, взмахнув над головой зеленовато поблескивающим "Змеерубом", пустился галопом навстречу врагу.

Его клич затерялся в адской какофонии, но это уже не имело значения. Рыцари, лишь секунду помедлив, чтобы взять управление над загарцевавшими конями, кинулись за своим предводителем.

Я остался один, пытаясь усмирить свою серую кобылу, которая никак не могла решить - то ли убежать, то ли кинуться за своими сородичами.

Я понимал ее. Сам чувствовал то же смешение страха и желания быть с остальными. Ни то, ни другое не взяло верх, и я остался на месте, глядя, как две лавины несутся друг на друга и сшибаются с лязгом железа, отвратительными хлюпающими ударами и воплями убиваемых.

Крылатые монстры были низкорослы, но тяжелы, и силы недоразвитых крыльев хватало лишь на прыжки-перелеты. Но инерция их кряжистых тел была велика, и те рыцари, которые не успевали увернуться, слетали с коней, или даже опрокидывались вместе с ними.

Но Конная гвардия не даром носит свой высокий титул. Воины умело отбивались щитами, пригибались, уворачивались и наносили своими длинными прямыми мечами скупые, но молниеносные и страшные в своей силе удары. Разрубали мерзких тварей на лету. Рыцари сгруппировались клином и, не сбавляя скорости, расчленили надвое толпу нападавших, разметали ее в стороны, сбили напор, обратили в бегство и хлынули потоком, догоняя и добивая уцелевших монстров.

Поле покрылось неподвижными и копошащимися косматыми телами, которые нещадно затаптывали боевые кони.

Бой прекратился внезапно. Как сильный встречный удар валит с ног напавшего разбойника, как молния из магического жезла отбрасывает назад нетопыря.

А я сидел на своей угомонившейся кобыле и наблюдал за окончанием сражения.

И корил себя за то, что не поддался импульсивному желанию кинуться со всеми вместе.

Я, конечно, могу найти себе оправдания, и никто никогда не подумает ставить мне это в упрек. Я ведь только летописец, чего с меня взять.

Всего лишь летописец.